Однако вскоре Вовчанга почуял воду и свернул на извилистую земляную автотропу. Матиз послушно пробирался чащей к водоёму, благо тропа была весьма утоптана как пешими, так и обеспеченными любителями природы. И вот средь стволов блеснуло, как вы сами понимаете, серебро водной глади. Обрадованные, мы выскочили из автомашины навстречу воде, солнцу, зелёным лесным растениям и немедленно оказали этим самым растениям щедрый полив.
- Настало время рыбалки – провозгласил Вовчанга и потянул из кармана вместительную флягу – Ломайте себе уды, конкистадоры!
Мы принялись губить приглянувшиеся продолговатые растения, выбирая менее корявые. Я принёс длинную, гибкую и прочную орешниковую палку. Вовчанга принёс упругий и крепкий ствол орешника. Митюня принёс молодое кленовое дерево с развитой корневой системой, с ветками и листьями, с шумом уронил его наземь, посмотрел на нас, отдышался и таки ушёл в заросли орешника искать стебель по себе.
Вовчанга торжественно извлёк из неглубоких недр Матиза ящичек со снастями, разверз его и пригласил нас обвязывать свои палки необходимой оснасткой.
- Вовчанга, что это?
- Это крючки.
- Нет, Вовчанга, это не крючки. Это якоря какие-то.
- Вовчанга, затея не выгорит. Настолько старая и слепая рыба, что не заметила бы твоих крючищ, здесь водиться не может.
- А если и клюнет такая монстра, то нам же и хуже. Вылезет ещё на берег, да и сожрёт нас всех на хер.
- Не отчаивайтесь, мальчиши, крепите крючки, да насаживайте на них вот этих жирных червей! Берите, берите активнее! Рыбы будут с ума сходить, как тогда, вы помните, в девяносто восьмом, во втором корпусе женской общаги.
Воспоминания о событиях во втором корпусе женского общежития отозвались сластью в сердце Вовчанги, тяжестью в моей печени и фантомной резью на самом краю Митюни.
Худо ли, бедно, но снасти мы снарядили, и это дело, не медля ни мига, ополоснули. И забросили оные снасти в толщу воды. Достали назад, всё-таки насадили на крючья жирных червей, и забросили вновь. Потекло время и спиртное.
Ветер гонял туда и сюда тучи, белел в крепких пальцах пластик стаканчиков, рождались и рушились империи, раз за разом сменялся караул у вечного огня, теряли ориентацию эстрадные артисты и звёзды кино, беспрестанно таяли снега Антарктиды. Но поплавки стояли недвижимы, как утренние веки. Замерли древки удилищ. Скучали черви.
- А что, Митюня – я разрезал и подал к столу луковицу – Как планируете распорядиться уловом? Скоро уж ночь, и с минуты на минуту мы зацепим косяк жирной сайры.
- Ну, часть я отдам в фамильную коптильню – Митюня мечтательно отпил от стакана – Пару мешков зашлю куму, пускай умом рехнётся её чистить. Ну а излишки разбросаю с балкона, на радость народу.
- А я вот уже договорился с надёжными людьми, свою часть добычи обменяю на тридцать четыре кило овсяного печенья.
- А что печенье? – Митюня приподнял бровь.
- Печенье я тоже знаю куда пристроить. Взамен беру винтовочный обрез, со сбитыми номерами.
- А обрез?
- Обрез уходит за два живописных холста середины двадцатого века. Соцреализм, малоизвестные мастера.
- Так, дальше – Митюня вместе с графином подались к нам со стаканом.
- Всей схемы раскрывать не буду – я промочил глотку – Однако козырну, что по итогу участковый отдаст мне паспорт.
- Однако пойду-ка я – я встал – Кину пару палок в костёр, чтобы горел поярче.
- Ну а ты, верный друг калмыков Вовчанга – Митюня протянул в его сторону свою ёмкую ёмкость – Придвинь стаканчик и поделись с нами своими видами на урожай. Вовчанга, да не спи ты!
Вовчанга хрустел сжатым в руке стаканчиком и как-то безрадостно, что ли, изучал его дно.
- Я на чужбину еду работать, на год. Контора посылает пять человек. Сан-Диего. Штат Калифорния. В четверг самолёт.
Митюня поставил бутылку в траву.
Я опустился на землю рядом с Вовчангой.
Тот продолжал мучить стаканчик, глядя сквозь него, сквозь берег и воду озера, сквозь камни, глину и песок земной коры, сквозь магму, земное ядро, снова магму и опять сквозь камни и песок. Глядя на предрассветные звёзды Сан-Диего, штат Калифорния.
- А семья?
- Через месяц, если всё пойдёт нормально, Катька с детьми прилетят тоже.
Митюня перевязал шнурок на кроссовке. Я упёр подбородок в колено. Пролетела птица. На углу калифорнийской улицы ветер гонял по кругу пыль и мелкий мусор. Стаканчик в вовчанговых руках не стерпел и треснул.
- А потом, через год, что?
- Там видно будет. Может быть и предложат чего.
Вовчанга стал сосредоточенно разрывать стаканчик пополам. Птица пролетела обратно. В четырёх метрах от берега истерично тонул и выскакивал на поверхность поплавок.

Ехали на автобусе с забавными дачниками, у одного из которых Вовчанга купил за семнадцать рублей лопату да тут же другому за двадцать восемь и продал. Потом километра три топали через лес и наконец пришли. Сквозь растительность тут и там неслись пучеглазые юнцы с луками, мечами и пивными бутылками. Сильно пахло гномами.
Расспрос встречных партизан вывел нас на лесную поляну. Там, возле затухшего кострища, расправила бока зелёная палатка. Подле палатки, положив голову на обугленное полено, с достоинством возлежал Митюня. Он был сильно нетрезв.
- Так, стало быть, – я присел возле трутня, – Землянку в поте лица копаете?
- М-м-и-а! – Митюня радостно махнул одной рукой куда-то в сторону, другой сделал широкий приглашающий жест и немедленно захрапел.
- Ишь как обрадовался, – Вовчанга потыкал прутикам тело – Не иначе как признал.
В той стороне, куда дёрнул конечностью Митюня, мы и увидели искомый подземный замок. Оный предстал в виде прямоугольного, метр на два, шалаша из веток, под которым сантиметров на тридцать был вынут грунт. В шалаше сидел кум, тоже созревший как слива, и бойко барыжил спиртным, отпуская его подходящим меченосцам в пластиковой таре. Мы приблизились.
- Замок значит, - Вовчанга легонько пошатал строение – Подземный, не так его, дворец.
- Глубоко зарылись, - похвалил я копцов – Бункер целый воздвигли. Можно залезть и ядерную войну ждать.
Из шалаша протянулись две цепкие руки с полупустыми стаканами. Не без труда отделив тару от кумовьих пальцев, мы с Вовчангой единовременно выдохнули и впитали истинно эльфийский эликсир, где-то по сто каждый.
- Приветствую вас в моём замке, о путники! – торжественно проблеял Эолитр и выпал передней частью тела из шалаша на траву. Из этой непринужденной позиции он и протянул нам клешню для братских приветствий.
- Слушай, а как Митюня такой изнеженный на сосну залазит? – Вовчанга перевёл взгляд с дерева на тушу друга – Он же лежит с трудом, того и гляди упадёт.
- А он до обеда на связь выходит, - прояснил этот момент кум – Покуда ещё ноги с руками не путает. А уж к вечеру притяжение земное на него наваливается, и лежит он, недвижимый, в мавзолей играет.
Кум втянулся назад в шалаш и продолжил продажу контрафакта несовершеннолетним, а мы с Вовчангой попытались вступить с этими необычными людьми в контакт. Который вскоре и был обретён на почве музыки. После, как пишут в протоколах, совместного распития напитков и распевания старинных средиземных песен про Тундру и Железную Дорогу, Телогреечку и Владимирский Централ, настало полное единение душ людей, эльфов и магов. Вовчанга вошёл в раж и станцевал как мог моряцкий танец «Яблочко». Я порвал рубаху на чужой груди и заявил о непреклонном намерении обучаться магии, а особенно магии с картами. Растроганный моими словами, засаленный щетинистый волшебник надел мне на шею специальный амулет, хранящий от похмелья, цунами и венерических заболеваний. А Вовчанге подарил пачку димедрола.
Ничто не могло оборвать этой нашей лесной идиллии. Кроме Вовчанги. Наш свиной паштет, напитав тело жидкими фракциями, решил блеснуть удалью своей молодецкой, и затребовал у какого-то лилового следопыта лук, пострелять в дерево. Зазвенела тетива, и тупая эльфийская стрела, уйдя метров на семь мимо цели, скрылась в кустарнике.
- А-а-а!!! – донёсся оттуда рёв. Кусты затряслись и тревожная чёрная птица быстро полетела в сторону кладбища.
- Кабана поднял! – довольно завизжал Вовчанга – Матёрый, эко вон орёт. Бегите, парни, добивайте его мечами!
- Убью суку! – снова заорал кабан и вышел из кустов, на ходу надевая штаны и поминая эльфийскую матерь.
- Гном-оборотень! – зашипел Вовчанга – Мочи его, ребята, не то перекусает всех и утащит в ад!
- За Рохан! – издал я боевой клич, - Вперёд, эльфы-самцы, за Казахстан!
Но не побежал. Зато вся остальная орава весело, с писками и визгами, поскакала убивать недосравшего гнома деревянными палками. Гном обстановку оценил и сноровисто скрылся по старым следам в чаще. Зашумела в лесу братоубийственная война.
Мы же вернулись к шалашу, где, свистя неустановленным местом, валялось тело кума.
- Поздно уже, - я пошарил в шалаше и вытянул небольшую бутылочку, - Нет нам пути через лес. Орки кругом и проходимцы. Тут ночевать станем.
- А что, тут неплохо, – Вовчанга лёг на землю недалеко от Митюни, - Воздух нынче свеж и листы лопуха обширны и мягки. К тому же друг наш похоже одеревенел до самого утра.
Мы расположились в произвольных позах под звёздным небом, впрыснули в системы по стакану эликсира и забылись.
Ночь пронеслась стремительно, как автомобиль девятка на жёлтый свет. Осадки не состоялись. Комары на нас с Вовчангой садиться побаивались, а на Митюню – откровенно брезговали. Так и минула, уйдя на запад, тьма, и погасли искры звёзд, и уже заворочался на полатях первый крестьянин, когда хрусталь лесной тишины разбил нечеловеческий визг кума:
- Бухло вынесли-и-и!!! А-а-а-ы-а!!!
Повскакивав с мест, и даже не совершив утреннего туалета, мы бросились ко дворцу.
Эолитр был безутешен. Он катался по шалашу, пытался рвать на груди волосы и грыз в отчаянии прутья стен. Слёзы прыскали в разные стороны. Бидона с эликсиром в шалаше не было.
- Ты же с ним в обнимку спал, как Владимир Ильич с Надеждой Константиновной – недоумевал Митюня – Как могла произойти такая конфузия?
Кум горестно обхватил голову руками и ушёл в свои глубины, изредка подавая тихий продолговатый писк.
- Следов особых нет, – я обошёл дворец, – Несли на руках. А это о чём говорит?
- Здоровые детины, – тревожно огляделся Вовчанга, – Там с вечера килограмм на сорок жижи плескалось.
- Или отхлебнули половину тут, а уж остатки унесли во мглу, – Митюня задумчиво чесал лицо, – Но таких людей на весь лес четверо, и мы все четверо спали.
- Месть гномов? – я прищурил на Вовчангу глаз. Тот порозовел.
Митюня втянул ноздрями воздух, поморгал немного и выдохнул:
- Непохоже. Нету в атмосфере, понимаешь, говняной ноты. Не гномы выходит.
- Слушай, а крылатые у вас тут есть? – Вовчанга всмотрелся из-под ладони в чистое лесное небо– Летающие всякие умники, типа Бэтмена или Икара какого, есть у вас? Может, с воздуха сработали?
- Ты совсем уже, - Митюня постучал себе в голову, - Нету тут никаких летающих. Ни ангелов пернатых, ни пегасов копытных, ни карлсонов винтомоторных. И подводных, с жабрами и в ластах, нет. И подземных тоже нет ни одного. Мы тут не в сказке. Юные бездельники есть, полудурков изрядно, алкоголики практически все. А летающих нет. И Бабы Яги нет, Вовчанга. И Деда Мороза тоже не бывает.
- Про Деда Мороза ты зря, - я оборвал друга, - Он не готов сейчас к этому.
Вовчанга пошевелил лицом, почесал вокруг ушей и заключил:
- Ну ладно, пойдёмте наломаем дубин и двинемся в лес, поищем нашу пропажу. Бидон не Ломоносов, далеко уйти не мог.
- Разделимся? – Миюня огляделся – С нашей полянки две тропинки уходят. Одна к лагерю малолетних, другая в чащобу куда-то. Куда ведёт не знаю, оттуда никто не приходил пока.
- Ну, эльфы на хищение пойти не могли, - рассудил я, - Они все как один дрыщеватой наружности. Надорвались бы с бачком этим, валялись бы тут и там по лесу в неестественных позах. Пойдёмте, конкистадоры, по неизведанному пути. Эолитр, ты с нами?
Из шалаша донёсся жалостливый скрип, переходящий в шмыгание и глухие рыдания.
- Понятно, - я повернулся к друзьям, – Потерпевший переживает, потерпевший грустит. Оставим же его с болью наедине.
Мы углубились по тропе в лес. Держались вместе и начеку. Лес темнел. Каркали птицы. Молчали животные. Червяки и насекомые тоже не особо балагурили. Растения настороженно качали своими листьями. Травы торчали из земли вверх. Всё это было весьма и весьма подозрительно.
Но что это? Вовчанга замер на тропе, будто бы его в эту тропу вкопали. Ноздри следопыта чутко колыхались, взгляд рыскал по зелёным насаждениям.
- Там! – Вовчанга направил чуть кривой перст в сторону кустовых зарослей, - Там кто-то есть. Кто-то живой и обильно пьющий. Скорее всего примат. Перегар уж больно едкий.
Мы резво обежали заросли и действительно, сразу же узрели примата. Примат сидел, прислонённый к юной ольхе, и дремал. Однако, заслышав наш крадущийся топот, он раскрыл как смог один из глаз и засипел:
- А, пожаловали. Истоптали весь лес, гитлеры, так мало им! И меня им подавай! Не отдам я одеяло. Не отдам! Смотреть за вещами надо было!
- Нам твоё бельё ни к чему, - Митюня потыкал ногу примата палкой, - Куда бидон наш дел? Кто твои подельники? Совесть ваша где?
- Ты кто вообще, по ориентации-то? – встрял Вовчанга, - Гном? Потомственный колдун? Эльф?
- Эльф, - согласно мотнул головой примат, - Семнадцать лет по зонам эльф. Летом вот в лесу эльф. Зимой по теплотрассам гном. Бидона не брал. На кой хер мне в лесу бидон, тут и под кустами можно.
- А скажи, эльф, - я присел рядом с ним, - Может, тут кто-то ночью с той ёмкотью шастал? С синей такой, пузатой? Вспоминай, Маугли, очень надо.
И потянул из рюкзака тёплую банку пива.
Эльф обнял её взглядом и тяжело сглотнул.
Я поддел пальцем ключ на банке и потянул медленно вверх. Банка пшикнула. Эльф вздрогнул и залопотал:
- Самого бидона не видел, фантазировать не стану. Но вот живут тут на берегу озера двое подозрительных. На кащеев похожие. Вот эти могли. Этим я не верю. Там они, - он, не отрывая глаз от банки, махнул рукой.
- Понятно, - я поставил банку в траву, - Пошли дальше, друзья. А ты, маугли, бди зорко. Спрошу с тебя.
Тропа повела нас дальше, кружа и петляя кругами и петлями. Два раза мы видели ужа и один раз дятла. Видели даже белку, над чем долго смеялись, но только бидона мы не встретили.
Но вот тропа прекратилась и перед нами раскинулось озерцо, размером примерно как двести – двести десять столов для пинг-понга. На берегу его, около линялой палатки, сидели двое. На вид, как и предупреждал Маугли, чистые кащеи. Лысые как фисташка и тощие как обрезная доска, они расселись по-турецки и бездельничали, сложив передние конечности на колени задних. А что же, вы спросите, валялось неподалёку от них на боку, с открученной крышкой? А неподалеку от них, с открученной крышкой, валялся кумий бидон.
- А не лопнут ли ваши лица?! – сходу перешёл в атаку Вовчанга, - Недельный запас на нет свели! Рот не болит, столько пить?
Кащеи поднялись и повернулись к нам, осветив нас своими гадскими блаженными улыбками.
- Мы не пьём хмельного, брат, - запел сахарным голосом тот, что поплюгавее, - Хмель несёт скверну и дурные мысли.
- Дурманное питье испортило дух леса, - подхватил второй, наиболее лысый, - Люди озлобились, потеряли тягу к светлому. Вот мы с братом и избавили лес от напасти.
- Нет, - Вовчанга с болью в голосе, глазах и всём прочем теле повернулся к бидону, - Не могли. Нельзя этого. Нет.
- Слили, - Митюня сурово смотрел на воду озера, в который молчаливыми свидетелями свершённого преступления плавали кверху брюхами караси, - Убью.
- Да уж, - я перехватил палку поудобнее, - Держать вам ответ, козлы плешивые, за эликсир изведённый да катастрофу экологическую.
- Растерзаю, - Вовчанга медленно поднял свою дубину, - На дрын надену.
Мы медленно пошли на кащеев.

***
- Надо было сразу их замесить, без вводной части, - Митюня потёр ногу. Нога его сильно беспокоила.
- Да кто ж знал, что они такие джекичаны, - Вовчанга смотрел в окно. В другие стороны он смотреть не мог, потому что шея его тоже болела и голова поворачивалась с трудом.
- Хорошо ещё, что я вовремя предложил бежать, - я полулежал на сиденье рейсового автобуса, - Ушли, пока ещё бежать могли без костылей. Да ещё тару куму вернули, тоже удача.
Я повернулся и посмотрел в хвост автобуса, где в последнем ряду сидел Эолитр с бидоном на коленях. Кум бережно гладил его по синему боку и что-то нежно тихо шептал.
Лес таял за поцарапанным пыльным стеклом.

«Наш простой человек» неким мистическим образом переносится в параллельную Матерь-Россию, устроенную так, как её себе представляют на Западе. То
есть в мир медведей в ушанках, водки из самоваров, кумачовых шароваров, папах со звездой, ледяных полов в банях, Кей-Джи-Би и массовых расстрелов
за украденную ложечку. И, конечно, с Развесистой Клюквой – она там растёт из каждой щели, с зарослями дикой клюквы борются, из домашней варят борщ
и выпаривают водку. Правит Матерью-Россией Князь Наташа Волконский из династии Отца-Холода, прозванная за жестокость Второй, каждый день меняющая
любовников, но официально замужествующая за сидящим в ГУЛАГе Докторе Жив-Тому-Назад. Государственная религия – православие, состоящее в почитании Равнопостных Близнецов Ленина Первого Почвенного и Николая Второго Кровенного. Само собой – все говорят с тяжёлым англосаксонским акцентом, путаются в словах, никак не могут освоить ударения, а кириллица даже на вывесках то и дело сбивается на латиницу.
При этом уровень технологического развития весьма нехил: над Москвой висит искусственное солнце в виде огромной красной звезды, Алтуфьево
застроено километровыми небоскрёбами с виадуками и спиральными спусками, «Калашниковы» стреляют плазмой, а полисмены передвигаются на летающих
змеях с волчьими головами, которые при этом хором выводят «Калинку-малинку» и «Казачка».

Героя сначала чуть было не расстреливают, потом собираются отправить в ГУЛАГ делать матрёшки, он как-то выкручивается, устраивается, привыкает, и
даже начинает находить во всём этом своеобразное удовольствие. К тому же клюквенный мир оказывается во многих отношениях неожиданно симпатичным.
Например, власть там, несмотря на казарменно-шароварный вид, оказывается вполне толковой, начальство вменяемо, свирепые русские полисмены выглядят
грозно, но взяток не вымогают, жилплощади вообще завались (он сам и живёт в небольшом трёхэтажном особнячке, обслуживаемый семью медведями).
Правда, водка из клюквы оказывается безалкогольной, а пьют её из-за содержащихся в клюкве естественных эндорфинов и полезных веществ – но в конце
концов он привыкает и к этому.

Далее с ним происходят разные приключения, и в конце концов он узнаёт историю этого мира. Которая оказывается печальной, но рационально объяснимой.
А именно. В этой параллельной Вселенной, оказывается, с Землёй произошла пренеприятная история. Конкретно – на неё году где-то в шестидесятом или
семидесятом (точнее установить не удалось) напали злобные космические пираты, решившие устроить на малоразвитой планете нелегальную фабрику по
производству кроссовок. Небольшую, по одному цеху на каждом континенте. Ну и чтоб рабсила стоила копейки.

Для этого людим стёрли память специальным долбооблучением из космоса. Не всю, конечно, до донышка, а только личную и культурную. Языковую тоже.
Впрочем, для общения с туземцами оставили английский, как самый распространённый и самый пригодный для командования: бейсик-инглиш вкрутили всем
по умолчанию. Память об остальных языках стёрли, а все книги, фильмы и прочее неанглоязычное зачистили руками самих же людей, приказав им при
помощи всё того же долболуча уничтожать все непонятные надписи. Англоязычное на всякий случай тоже сильно пропололи: сожгли все публичные
библиотеки. Но тем и ограничились.

Естественно, после такого когницида людишки остались голенькие. В смысле – забывшие и как пшеничку сеять, и как гайки закручивать. А единственное
место, где можно было получить паёк хлебушком, остались те самые фабрики по производству кроссачей. День работаешь – вечером получаешь кусок хлеба
и таблетку с полезными веществами. Выходных - сколько хочешь, если желаешь поголодать денёк-другой. Пенсий и пособий по болезни не полагается.
Полное либертарианство, ага.

Народу, конечно, перемёрло немеряно. Уцелели только передовики производства.

Трудно сказать, выжило бы человечество или нет, но на космических мерзавцев нашлась-таки управа – они ведь не только человечество поработили, но
ещё и подделывали лейбак какой-то уважаемой космической фирмы типа адидаса. Та чрезвычайно разозлилась, наняла специалистов по решению проблем, и
они таки нашли в пыльном углу Галактики подпольную фабрику. Которую тут же и разбомбили нуклонными бомбами (в результате погибло девять десятых
оставшихся людишек). Пиратов предали суду, а чтобы усилить позицию обвинения, заодно обвинили их в несанкционированном геноциде недоразвитой расы.
Суд геноцид признал, а адидасовские юристы выкопали какой-то параграф галактических законов, по которому пострадавшим полагается компенсация и
восстановление национальной культуры. Галактическое правительство внезапно расщедрилось и выделило на это дело бюджет (говорят, для того, чтобы не
допустить сокращения соответствующих статей – но кого это волнует?) Кто надо поделился с кем надо, и на Землю прибыли спасатели.

Охреневшим людям, к тому моменту уже почти перемёршим от голода и холода (ибо ничего, кроме шитья кроссовок, они делать не умели) объяснили, что
планета когда-то была ихней, что кроссовки они шили не всю свою историю, и что Космос сильно извиняется и готов помочь всё вернуть назад.

Ну, базовый комплект полезных знаний людям выдали из Космоса бесплатно. Плюс снабдили беушной техникой, которую собирали по всей Галактике в
порядке благотворительности. Старенькие нуклонные реакторы, вышедшие из моды квантовые преобразователи, полувыгоревшие искусственные солнца, и
прочую такую дребедень. Заодно вкачали в людей знания, как всем этим пользоваться. И лет через десять люди воссоздали вполне пристойный уровень
цивилизации. Можно даже сказать – зажили хорошо, в кои-то веки.

Хуже оказалось с земным культурным наследием, которое землянам пообещали восстановить. Все тексты, кроме англоязычных, были уничтожены, а то, что
уцелело на английском, представляло из себя в основном подшивки комиксов и прочие такие вещи. К счастью, в каких-то подвалах уцелело несколько
учебников географии и истории для американских школьников. К тому же от тотального уничтожения уцелело несколько кинолент, грампластинок (из
русского остался почему-то кинофильм «Чапаев», сборик дисков Шаляпина и какой-то казачий хор на фонографическом валике) и разное худло – обычно в
английских переводах, но попадались и подлинники, избежавшие уничтожения. Что позволило хоть как-то восстановить языки, правда, не все – например,
албанский так и не был расшифрован, а греческий удалось восстановить только древний. Но по сравнению с масштабами случившегося и это было хлебушком.

А вот с реконструкцией национальных культур всё оказалось сложнее. Проще всего оказалось восстановить американскую – о ней сохранились достоверные
сведения. Обо всех остальных культурах было известно только то, что нашлось в обломках американской. Реконструкторы заложили в свои компьютеры всё
что нашли, вплоть до комиксов, и через какое-то время выдали каждому сохранившемуся народу картинку, как он жил до кроссовочной катастрофы. Ну и
помощь в её восстановлении.

Особенно повезло русским и немцам. Немцы вообще попали капитально: среди мусора нашлись комиксы про Полярный Рейх. Русские влетели меньше, хотя
выводить говорящих медведей или ту же клюкву даже пришельцы замаялись: ну никак она не хотела колоситься сучьями, хоть ты тресни. Японцам отдали
Шпицберген – они помнили, что русские должны им какие-то северные острова. Зато русскую эндорфиновую водку стали покупать даже в развитой части
Галактики, в результате чего Матерь-Россия необычайно процвела.

Вот так и живут. Искренне считая, что так всегда и было.

И вот сидит наш герой, задумчиво бренчит на балалайке (популярный русский аудиорелаксатор, издающий звуки, резонирующие с тета- и альфа-ритмами
мозга), смотрит на только что залитый ледяной пол у себя в горнице, к нему подъезжает на коньках добрая медведица Наташа, ловко держа в лапе
поднос с пятью сортами икры в менажницах и графинчиком с клюквенным рассолом, греет руки о самовар, и думает – а они же тут лохи. Они ж ничего о
настоящей жизни не знают. Тут МММ замутить или финансовую пирамиду какую – ноу проблем. Ну, расстреляют лет на десять в крайнем случае, ничего,
переживём… Нет, стрёмно. Лучше пойти служить в налоговую, и начать прессовать, скажем, каких-нибудь водочников-надомников, они же все поголовно
недоплачивают в казну… О, кстати, водка! А что, если сделать НАСТОЯЩУЮ водку, на спирту? Эта ихняя дурацкая клюква – органика не хуже прочей.
Сделать бражку – нетрудно, выгнать – ещё проще, очистить, с ихней-то техникой…

Тут-то его, гада, и выносит обратно. В нашу страшную ре.

С трудностями перевода столкнулся, помницца, в Монте-Карло. Приехали мы туда на арендованном ФИАТЕ, который заебались парковать, ибо все праковки
сцука у них платные. Причем припарковали в ебенях, пиздовали пешком по направлению к центру.Голодные как толпа освобожденных узнеков Дахау, блядь.
Причем улицы какието красивые и такси не видно. Наконец пришли к какомуто месту с ресторанами для лох-туристов. К этому времени я был готов за
булочку спиздить у Путена ядерный чемодан и безвозмездно подарить китайцам.

Радостные, с воплями "Еда! Еда! Еда! Ах тыж йобтваюмать!" мы захлопали в ладошы и начали водить хоровод с присядкой и шаманским камланием.
Человек-приклеенная улыбка принесла нам меню. Меню было на франко-лягушачьей мове, которую мы, ясен пень не знали. Стали говорить по
английски-хуй. Толи французская шалава не знала его, толи прикидывалась в виду незалежности и ненависти к англо-саксонам. Русского мата тоже не
поняла. Только стояла и мило улыбалась, повторяя всякие "монифик" и "мерси боку".

Пока остальные недоуменно хуесосили всех потомков Астерикса и Обеликса, я изучал меню на предмет нахождения в нем знакомых сочетаний букв. Скоро
нашел слово "beef". Не, ну что может обозначать это слово? Сто из ста, што мясо. Мясо блядь! Так это же совсем другое дело!

-Биф!!-говорю я дуре в фартуке-Биф! Давай сюда Уно Биф, сцука! Бегом, блядина, а то я ща вашего Гримальди за яйца повешу прямо у самого большого
казино!

-Ты уверен?-спросил меня Женя.

-Ясен пень! А што еще может быть бифом? Говно на лопате?

Но заказывать он не стал, сказал, гондон, што подождет пока мне принесут. А то штото ему, типа, сцыкатно. Как бы головастиков не подложили под
видом говядины.

Короче, довольный своими полиглотскими способностями жду мясо.

Вижу, чота несет. Торжественно ставит пердо мной блюдо и со словами "сильвупле, мсье" уебывает в сторону.

Смотрю на тарелку, а там… натурально охуенный лапоть чернушки, а на нем щедро намазан сырой фарш, на котором кольцами лежит сырой же лук.

Женя, пидораз, заржал и выпал под стол.

-АААААА, йобаная тварь! Это што? Што это, я тебя спрашиваю? Што за хуйню ты мне принесла? Бляди! Дайте пожрать! Вы што? Прикалываетесь? Или вообще
охуели тут, тваре???

Это я говорю. На русском.

Офицыянтка опять ко мне-прыг. "Паркуа па, же не ма па сис жур, парле ву франсэ, шерше ля фам".

-Какой в пизду шерше?-ору-Жрать дай! Я деньги плачу! Евро! Юро!!! Понимаешь? Ферштейн, бля?

При слове "юро" вроде оживилась, но ничего все равно не понимает.

-Ок, говорю- Чикен. Есть чикен? Чикен. Ко-ко-ко, йобано. Андестенд?

Стоит, скоина, тупит, совсем отморозилась, глаза выпучила и ща по ходу пердеть начнет прямо в общественном месте. Во всяком случае выражение
еблета именно такое.

Тут в голову приходит мысль. Вспминаю про французскую фирму "Ле кок спортив". Типа "адидаса", только компактнее. Знаю даже перевод. "Споривный
петух". Пидорское канеш, название.

Методом исключения, соображаю, што "Спортивный" это наверняка "Спортив". Остается "Ле кок".

-Ле кок-кричу ей, -Ле кок! Ку-ка-ре-ку! Ле кок!

А для наглядности руками машу, как крыльями.

-Ле кок?-спрашивает, а потом по башке себя ладонью и что-то "бла-бла-бла" на своем. И опять на кухню уебала.

Женя говорит:

-Ща тебе по ходу живого петуха припрет и дижонскую горчицу к нему- бон апети, бля. И ржот, сука.

Я голодный, на взводе, жду.

Наконец, идет.

Я аж глаза прикрыл. Думаю, ну, если опять глумиться будет ебучая мирей матье, я уебу под сракатан и по хуй. В Монте-Карло наверняка КПЗ не хуже
пансионата "Юность" в Подмосковье.

Но все обошлось. Курятину принесла. Вареную с соусом каким-то. Ничо так, съедобно.

Женя такой пальцем ткнул мне в тарелку, на официянтку смотрит и говорит так по-русски, но с акцентом, как фашисты в старых совецких фильмах про
войну:

-Мнье, пожалюсто, адын такой курка, битте.

Подумал и добавил:

— Натюрлих.

Та кивнули и принесла.

Короче, пожрали мы наконец. Но все ж, сука, у них через нервы. Варвары, блядь.

Несколько лет назад, мы с друзьями, решили открыть агентство розыгрышей. Ну фильм «Игра» все смотри. Денег не было, и нам нужен был инвестор. На
место инвестора планировался один знакомый моего друга, состоятельный дядька, работающий в строительном концерне. А как лучше всего убедить
инвестировать деньги? Естественно показать товар лицом. И решили мы его разыграть, ну чтобы он увидел, во что именно ему предлагают вложить деньги.
В течении нескольких дней, мы следили за жертвой. Жертву звали Андрей Петрович, 35 лет. Записывали, во сколько он выходит из дома на работу, по
какой траектории идет (он работал недалеко от дома, поэтому ходил пешком), во сколько у него обед, где он обедает, и что делает после работы.
Андрей Петрович оказался весьма предсказуем. Утром на работу по одному и тому же маршруту, обед на рабочем месте, после работы – домой. Никаких
неожиданностей в течении нескольких дней.
И вот день икс. Мы с группой поддержки рано утром выезжаем на место событий.
Андрей выходит из подъезда. Возле дома его встречает молодой человек и просит закурить. Андрей говорит, что у него нет (мы знали, что он не
курит). На что молодой человек ему отвечает:
— Правильно, что не куришь…Андрей.
Разворачивался и уходил.
Далее, через метров сто, навстречу Андрею бежали 4 спортсмена, и, поравнявшись с ним, дружно кричали: –Физкульт привет, Андрей!
Еще через 100 метров к нему подходил мужчина, переодетый в бомжа, доставал из кармана часы, и говорил: –Часы не нужны? Не дорого. Золотые. –Не
нужны –Ну как знаешь…Андрей…

Во время всего этого, мы незаметно вели фотонаблюдение за всем происходящим.
Придя на работу, через пару часов, Андрей получал от секретарши конверт с надписью:
«Для Андрея Петровича. Это важно.». В конверте лежали фотографии со всех мест событий по дороге на работу: Он и парень, просивший сигарету, он и
спортсмены, он и бомж.
После обеденного перерыва, к нему в офис входит военнослужащий, настоящий взрослый мужчина, майор. Спрашивает у секретарши, с кем ему лучше
пообщаться по поводу покупки квартиры в новом элитном микрорайоне. Мы знали, что по таким вопросам, клиента отправляют к Андрею. Да, забыл
сказать, что все подробности работы концерна, мы знали от нашего друга, который какое–то время там работал.
И вот майор входит в кабинет к Андрею. Начинается стандартный разговор. Майор спрашивает, Андрей рассказывает, показывает.
Мы знали, что Андрей увлекается биноклями, причем старыми.
В ходе разговора, наш майор, ненавязчиво упоминает, что тоже увлекается оптикой. Ну ничего странного Андрей в этом не видит. Военный же. На эту
тему завязывается разговор. Майор подробно рассказывает, что особо ценятся немецкий цейсовские бинокли и у него в коллекции есть несколько штук.
Потом разговор опять скатывается на покупку квартиры, они договариваются созвониться позже, жмут руки и майор уходит.
Конец рабочего дня. Мы, возле дома, караулим Анлрея, предварительно наклеив большое объявление возле подъезда: «ПРОДАМ ЦЕЙСОВСКИЙ БИНОКЛЬ.
НЕДОРОГО.»
Такие же объявления расклеиваем по всему подъезду и в лифте. На объявлении пишем телефон. По идее, мы ждали, что Андрей поймет, что нужно
позвонить по этому номеру, ему должен будет ответит чувак, который с ним работал и сказать что это розыгрыш.
Но получилось иначе.
Итак, мы сидим в машине, возле дома. Нам звонят, и говорят, что Андрей вышел с работы и направляется в сторону дома. Появляется Андрей, быстрой и
нервной походкой, оглядываясь, подходит к подъезду, видит объявление, читает и бегом влетает в подъезд.
Мы ждем. Через минут 20, к дому подъезжают три машины, из них выходят здоровые мужчины, кавказской внешности и входят в подъезд. Несколько мужчин
остаются в машинах. Машины ставят бок о бок с нашей, а одну, перед нашей, но так, что бы можно было проехать. Мы подабосрались.
Через несколько минут, выходит Андрей с мужиками и показывает им объявление возле подъезда. Затем направляются в сторону своих машин и в нашу,
соответственно, тоже.
Мы видим, что настроены они пиздец как серьезно и понимаем, что нужно съебывать, так как если они догадаются что это мы, крики «розыгрыш» нам
нихуя уже не помогут.
Ну и тут как в кино, машина с первого раза не заводится, паника, нервное капание внутри салона, трясущиеся руки, завелись и с пробуксовкой нахуй.
Вся эта нервная возня с пробуксовкой, естественно, была замечена, и: «Какой детектив обходится без погони?».
Погоня!
К счастью, нам быстро удалось скрыться, так как они сообразили, что мы –это мы, когда мы уже заехали за дом и там по дворам. Приехав на квартиру
одного из друзей, мы ахуевшие, абасравшиеся молча сидели и курили, не понимая, что делать дальше. Вроде нужно звонить и вскрываться. Но блеать
страшно. Слишком далеко все зашло. На бандитов мы не рассчитывали. Сидим курим, истерим. И тут я вспоминаю, что телефон, который мы дали в
объявлении – мой старый номер, зарегистрированный на меня и меня можно вычислить. Так оно и вышло. Раздается звонок. Звонит мой папа: –Вы что там
блядь творите??? Вы что там блядь придумали??? Нам, домой, сейчас звонит какой–то Андрей Петровчи, злой, и спрашивает, есть ли у меня сын Дима. Я
говорю, что есть. Он спрашивает, кто он и чем занимается. Я говорю, что студент, играет в КВН. –Какой блядь КВН??? Он и его друзья разводят меня и
слежку устроили! Я уже бойцов подключил!
Папа догадывается, в чем дело (я ему вкратце говорил про идею агентства розыгрышей) и рассказывает о своих догадках Андрею. –Они совсем ебанулись
что ли??? А я–то думаю, что за хуйня? Вроде разводят, но как–то интеллигентно и по ебанутому.
Папа говорит, что бойцов нужно отключать и что мы – не опасны. –Сейчас же звоните Андрею Петровичу и рассказывайте в чем дело.
Мы звоним, дрожащим голосом говорим:–Здравствуйте Андрей…это розыгрыш… –Ну ебаный жжешь рот. Я старый больной человек…какой нахуй
розыгрышь…Давайте, приезжайте ко мне домой.
Мы приехали, он нас встретил. Нервный, уставший и с объявлениями в руках. Мы сели на кухне и все ему рассказали.
Спустя час мы уже пили. Пили долго и весело. В итоге он сказал:
— А если честно, мужики, это был самый ахуенный день в моей жизни и я его никогда не забуду. Но больше не надо. Никаких блядь розыгрышей. Я не
переживу.

П.С. агентство мы так и не открыли. И слава богу.

Хотели уже позвонить ему, и даже решили, кто будет набирать номер, но тут он вышел на контакт сам.

- Ты где, Люся? – Митюня бодро начал разговор.

Телефон забурчал как-то экспрессивно даже для Вовчанги. Митюня двигал на лице брови и изредка дублировал:

- Так… На кольце… Об самосвал с раствором?.. Бля… Ну и что гаишник сказал?.. Ну… Так… Оба пидорасы? Ну логично в принципе… Да нет, ничего. Дальше что? Так, погоди. — Митюня включил громкую связь и аккуратно бросил телефон на середину стола, в салат.

- Здорово, мымроид! – сердечно приветствовал я друга, — Как я понял, ты на своём бесчеловечном вездеходе цинично нанёс вмятины и царапины на лаковые борта самосвала. Но правосудие тебя не винит, как не винит и несчастного водилу грузовой телеги. Так? Что там дальше у вас?

- Я сказал что сейчас приедут мои боевики разбираться.

- Вовчанга, — навострил бдительность я, — А кто такие «мои боевики»?

- Ну быки, чо непонятного, — Вовчанга бодро шмыгнул клювом, — Подъезжайте давайте, прогнём терпил.

- Э-э-э, алё, уж скипидарный, — Митюня подался телом к аппарату, — Уточни-ка количественный и качественный состав терпил.

- Ну тут набежала пара дистрофиков, — голос гонщика-тарана приобрёл оттенок лжи, — С автоколонны 1312. Шепчутся вон на улице. Тяжеловесов нет.

- Так, кабальера ссатая, отвечай прямо! – рявкнул я, — Их больше пяти?

- Да. – тихо пискнули из салата.

- Ты надерзил труженику рычага и педали, возможно угрожал расправой. Так? – включился в допрос второй злой следователь.

- Ну я не…

- Так блять?! – строго сказали мы хором.

- Да. – согласился салат.

- И теперь группа из семи-восьми заскорузлых водил нежно ожидает тебя возле твоего поршкаена, да?

- Они меня убью-у-у-ут. – запел неожиданно далёкий друг.

- Не ссы, бамбино, — Митюня достал телефон из салата и плотски облизал его, — Мы в пути.

***

Матиз мы признали издалека, по группе неприметных в кепках, тесно обступивших оного. На крыше автоколяски были расставлены стаканчики и разбросана палка колбасы. Сам матиз, очевидно для удобства, был перенесён с дороги чуть в сторонку, в сугроб. Стаканы бодро вскидывались, палка глодалась по очереди. Неприметные тихо шебуршали.

- Тут тормози! – велел таксисту Митюня, — Брось нас, а сам к своим прорывайся. На вот, денег возьми на дорогу.

- Обратите внимание, коллега, на этих занимательных людей — обронил я по выходу из таксомотора, — Что топчутся подле вовчангиного мессершмитта. Они что, из воздушно-десантной автоколонны? Хули здоровые какие?

Разливающий, очевидно младшенький, не особенно-то и нагибался когда тянулся трёхлитровой банкой через крышу.

- У них условия труда тяжёлые, — предположил Митюня, — Маленькие сразу дохнут, после первой премии.

- Ну пошли, — я потрогал лицо справа, — Вступим в звуковой контакт с контрагентами.

Мы довольно разнузданно приблизились к матизу.

- Чего грустим, залётные? — Митюня бодро, но вместе с тем критически осмотрел собравшихся, — Никак за сборную болеете?

- О, — Обернул к нам большую, как у доброго пони, голову наиболее контактный из собеседников, — А вот и бригада.

- Мало, мало ешё улыбок на лицах! – обозначил свою позицию я, — Не умеет народ отдыхать!

А сам подумал зачем-то, что давно не был у нотариуса, а это плохо, наследники как пить дать перессорятся, может и подерутся даже.

- А что, Пашенька, нацеди-ка молодчикам, — просипел наиболее неновый незнакомец в седой кепке, — Пусть разомлеют. Сколько им осталось…

- А у вас, деда, очевидно, из присутствующих самое протёртое сиденье? – изобразил уважение к старости Митюня, — Вы тут заместо Черномора, да?

Хотел было и ещё что-то брякнуть, но Пашенька уже вручил нам стаканчики. Стаканчики были полные и тёплые.

- Ну, здравствуйте, — сказал я.

- С приездом, — сказал Митюня.

И мы выпили неизвестное. И неизвестное заелозило внутри. Секунд восемь я созерцал правым глазом снежинку на пашенькином воротнике и слушал себя. Пришёл к выводу, что такого говна я даже в средней школе не пил. По исходу тех секунд я напрягся и разжал левый глаз. Вскоре и задышал.

- Не полностью разобрал букет, — шумно вдохнул Митюня, — Отработка что ли?

- Сдавайте тару, — Пашенька разобижено выхватил у нас стаканы, — Настойка домашняя, образованных не любит. Могут даже руки отняться.

Я критически осмотрел свои волосатые ладони. Бережливый Митюня скрытно и оперативно, пока слушались конечности, перепрятал лопатник в трусы.

Но вдруг лёгкая, словно бы невесомая тень скользнула среди редких голых веток кустарника.

- Что за моль там мечется, Ниппель? – поднял бровями кепку сипатый Черномор, — Не Чёрный ли Дальнобойщик мается?

- Да это ковбоец наш, — не оборачиваясь к кустам ответит Ниппель, — Давно кружит, выжидает. Опасный. Ох чую, царапаться будет.

Беседу прервал звонкий тенор со стороны дороги:

- Э! Вы чо там делаете?

Тенор принадлежал человеку в шапке с кокардой и жилетке ядовито-зелёного цвета. У меня такого же оттенка были дерзкие шнурки в тысяча девятьсот девяностом году в пионерском лагере. Их там спиздили как деньги вкладчиков вместе с кроссовками. Человек в шапке торчал верхней частью из логана с мигалкой.

- Вы чо там делаете? Какого рода преступление планируете? Хули собрались тут? А ну расходись, метро у нас в городе всё равно нету!

- Ты, начальник, свисток-то впопыхах не проглоти, — сипатый как смог приосанился, — Не видишь разве, мы автомашину очищаем от снежного покрова.

Вся компания принялась руками размазывать по грязным бокам матиза мокрые снежинки. Тот на глазах стал принимать расцветку серебристо-говняной зебры. И вдруг ярко мигнул своими угловыми огнями. Из придорожной тьмы материализовался Вовчанга. Он приблизился стремительной и одновременно развязной походкой мажорного поганца, сунул сипатому в руку мятую десятку, хлопнул его по плечу и тотчас прыгнул внутрь. Мы клацать ртами не стали и летними мухами разместились в салоне вслед за ним. Щёлкнули замки. Завёлся мотор.

- Нормальный ход, — я пожал Вовчангу за скользкую ладонь, — Дальше как поступим?

- Ну, вот мы и в кабинете, — Митюня извлёк на свет ухватистую флягу, — На-ка, Вовчанга, запей боль.

- Я за рулём, — вцепился в рогульку тот, — Мне правила не велят.

Матиз бодро бурчал, лёжа на пузе в сугробе. Оппоненты старательно скучали вокруг. Милицейский подождал немного, плюнул, скрылся полностью в авто и отчалил в сторону гнезда.

Тёмные фигуры обступили нас поплотнее.

Сипатый наклонился к лобовому стеклу и тихонько постучал:

- Хенде хох, тётенька. Выходи.

Вовчанга выдернул из митюниных рук флягу и навинтился на неё головой.

Спустя какое-то время ёмкость удалось отнять, хоть и бессовестно ополовиненную. Вовчанга однако успел напитаться духовной силой и отвагой. Он приспустил на сантиметр окошко и принялся диктовать свою волю наружу:

- Возмещайте-ка мне материальный ущерб, безумные максы, воины дорог, да немедля! – герой строго посмотрел в ночь, — Деньги сюда суйте, в щель.

- Интересная манера бычить, — Митюня одобрительно, и даже с некоторой гордостью похлопал друга по голове, — Ранее не встречал.

- В щель мы тебе насуём, ты только выйди! – снаружи настойчиво заскребли ногтями по стеклу, пытаясь опустить его ниже.

Окошко пришлось закрыть.

- А безналичным расчётом рассчитаться не получится! – Вовчанга подкреплял свои требования посильной в условиях матиза жестикуляцией, — Только наличные, понимаете? Наличные, деньги, кэш, ассигнации, бабуси! Семнадцать тыщ!

И показал в окно десять пальцев.

Нежданно осаждающие расступились и вперёд вышел Пашенька, с двумя лопатами в багровых ручищах. Дискуссия оборвалась. Я смотрел на большие, железные и беспощадные орудия труда. Пашенька ковырял древком в носу и смотрел на Вовчангу. Вовчанга с лёгким разочарованием и немного укоризненно скрёб взглядом сипатого. Сипатый насуплено впёрся в Митюню. Митюня, резво работая кадыком, добивал остатки фляжки и думал что его никто не видит.

- Давайте, сынки, — разрезал тишину тихим вздохом сипатый, — Заканчивайте скорее.

Пашенька и ещё один молодчик, вооружившись своим шанцевым говном, встали по разные стороны от нашего укрытия.

- Подкоп будут рыть, — сразу догадался я. Я вообще в такие моменты догадливый, — Хотят через нижний люк зайти, врасплох.

- Не, — выдвинул свою гипотезу Митюня, — На лопатах нас отнесут. Совсем они, Вовчанга, твою машину не уважают.

Вовчанга озирался по сторонам и встревожено икал.

Каратели дружно взмахнули лопатами. В двери матиза гулко шлёпнули комья мокрого весеннего снега.

- Чего это они, а? – пилот-параолимпиец снова нервно схватился за руль, — Чего это, ик?

- А они нас закопают как бумбарашей, — я оголил горлышко уже своей флягообразной бутылки, — Пробил наш час. Теперь уж недолго нам. Прощаться будем.

- Ик, — Вовчанга не верил счастью, — Нас будут искать! Нас найдут!

- Обязательно найдут, — Митюня нанёс урон содержимому бутылки, — Археологи. Вот загадка им будёт: погребено три мужика в одной повозке и без жён. Как бы не подумали про нас нехорошего.

Снег за бортом достиг стёкол. Шлепки продолжались.

***

- Эх, жаль хитрость моя не удалась.

- Какая хитрость, Вованга?

- А ещё осталось там, хотя бы возле дна?

- Какая хитрость, рыба моя?

- Да с подставой этой.

- Чего? Ну-ка блядь, ну-ка?

- Да я вчера крыло птицы своей колесатой об забор повредил. Ну вот и решил переложить финансовую ответственность на чужую шею. А чо, я технологию подстроенных ДТП подробно вызнал в программе «Криминал. Дело и отсидка». Всё было на мази.

- Ах ты сука диатез!

- Чего?

- Пупок куриный! Чуть тюрьма нас всех не посадил!

- Нас в снег зарыли по твоей милости, моллюск!

- А! Пусти бля! Пусти! Парни, у меня есть идея одной элегантной авантюры! С вас только взносы! Бля, больно же!

По крыше обваленного снегом микроавтомобиля застучал мелкий весенний дождь.

© я бля

© Шарманщик Труммемем